Часть Первая
Театральная жизнь
Как уже многие начали составлять повествования о совершенно известных между нами событиях, то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать Вам всё, достопочтенные жители Царства "Безузды", чтобы и Вы узнали твёрдое основание событий нонышних.
В Тридевятом царстве, в слегка Недоношенном государстве, имеющем разные названия (а мы назовём его - "Театр Теней"), жила была одна женщина. Служила она надзирателем тюрьмы. Звание - ефрейтор. В народе её называли просто - Ефрейторша. А тюрьма была немалая - ровно с государство и была. Но не все в Театре Tеней подозревали, где на самом деле живут. Одни думали, что на острове Свободы, другие - в заливе Смеха, третьи, что в пенатах самой Каиссы.
Мало кто из жителей Театра обращал внимание на такие незначительные детали, как Параша, прозванная Клоунарием. Мало кто выходил на улицу в полнолуние и видел превращение одного из визиров Театра в Кровавого Палача, на тунике которого было написано "Знайте, суки, кто здесь Бог"... Главный Капельмейстер Театра Теней появлялся на сцене довольно редко. Выйдет, бывало, расскажет про коня, передвинет большую картонную пешку с с7 на с5 и - поминай как звали. Ходят легенды, что на подмостках других театров он не только танцевал нижний брейк, но и сшибал зрителей с табуреток жанром трэшмемуаров в новом стиле "нахерапопуцензура". Злые языки нейтральных очевидцев поговаривают, что последняя роль в его исполнении - Брут.
Были в Теaтре и другие чиновники, но всё в должностях гардeробщиков и копировальщиков. Место суфлёра было проходным и занимали его те Тени, которые хотели хоть как-то приобщиться к закулисью Театра и понюхать чиновничьи реквизиты. Ефрейторша - баба бойкая, цепкая - в Театре Tеней души не чаяла: он был для неё и брат, и сват, и усатый комбат. На сцене Театра проводились спектакли, поставленные по сценарию, под режисурой и в исполнении самих чиновников Театра. В основном это было на уровне. На уровне Щедрыщенского самодеятельного ансамбля Плесени и Встряски имени Филимона Таратуты. Иногда, очень редко, в Театр залетал импортный актёр и тогда ветхий зал с потрескавшимися лавочками заполнялся зрителями и усталые от вековой скуки стены жадно впитывали резонанс бурных аплодисментов.
В царстве бывало прописывались творческие люди, но под пристальным взором Ефрейторши они держались на цепи (от греха подальше - не дай бог начнут критиковать систему...), были проверяемы на благонадёжность, а если пробовали сорваться - попадали под заточенный топор Палача, который в репризах обычно играл роль доброго, слегка подвыпившего наблюдателя. Перед казнью - не подумайте ничего плохого - конечно же был народный суд! А как же иначе? Ведь всё должно быть по-закону, местный и заезжый комар не должен ведь и носа подточить. Всё это записывалось на камеру: то Ефрейторшей, то Палачом - чтобы никакой Гаагский суд не смог найти и одного аргумента о преступлении против человечности. На вопросы из других Царств: а почему, собственно, человечек так орёт ни с того ни с сего? - отвечали молчаливым разведением смайликовых рученок: мол, что с больного возьмешь...
Судебное заседание проходило долго и совершалось на всё той-же сцене и по почти одинаковому сценарию. В подготовительный период на сцену время от времени выводили подсудимого, но без наручников и как-бы в качестве равноправного члена общины. Зрителям никак не было видно, что в его башмаки добросовестными гардеробщиками было насыпано толченое стекло, а под рубахой кровились полосы от ударов плетью, нанесённых только-что за занавесом. И вот этот крендель начинал орать, почем зря, прыгать будто юродивый и описывать всякими оскорбительными словами царственную знать вместе с ничем не повинными суфлёрами. Такое, совершенно немотивированное поведение, не могло не возмущать порядочных жителей и гостей Театра. Что он себе позволяет? Они начинали свистеть, шуметь и указывать пальцем вниз - в знак смертельного приговора невоспитанному, прямо-таки из ряда вон возмутительному отщепенцу, которого совсем недавно - в глубочайшем заблуждении - называли камрадом и даже приглашали на подмостки.
В разгар этого действа иногда являлся Капельмейстер - обычно весь белый - и вяло призывал всех к спокойствию, а также убеждал человечество становиться добрее. Через миг он удалялся в неизвестном направлении и почтенный суд, отсчитывая секунды, нажимал на кнопку, приводящую стул, на котором сидел подсудимый, в состояние повышенной электризации. Вся толпа с интересом и улюлюканьем смотрела на это шоу. Отдельный шeпот прoтеста против "не совсем уж" адекватного судилища был подавляем шумом трескавшейся кожи убиваемого. Хотя, убиваемым его назвать нельзя. Палач давно уже придумал метод продления садистких игрищ - ведь не каждый день попадается жертва, а кайфа хочется. Полуживой, обгоревший отщепенец бросался на Парашу - в подвал Клоунария, где мог ещё какое-то время влачить своё жалкое существование, подвергаясь медицинским опытам Палача. Когда какие-либо слухи попадали в соседние Царства, в командировку отправлялась Ефрейторша, одевающая по этому случаю обычно наивный жoлтенький сарафанчик с рюшечками и накладывающая многослойный макияж, дабы скрыть ожесточение, запечатлившееся в её морщинах в области скул.
Продолжение следует
