Уроженец России пианист Кирилл Герштейн назван лауреатом престижной премии Gilmore Artist Award. Награду вручают музыкантам, подающим наибольшие надежды, с целью поддержания их дальнейшей международной карьеры.

Наша жизнь не отличается стабильностью. Сроки проведения выборов всегда загадочны. Даже дата перехода на летнее время каждый раз оказывается неожиданностью. Одно из немногих событий, происходящих в Израиле с завидной постоянностью, относится к области культуры. Да, именно культуры, так остро реагирующей на политическую ситуацию, так зависящей от соответствующих решений и субсидий правительства. Каждые три года в последние две недели марта и первые дни апреля в Израиле проводится международный конкурс пианистов имени Артура Рубинштейна.

Эмиль Сутовский:  Прочтите и вы. Только не наискосок, прыгая через строки. Не по-фейсбучному, а попытавшись прочувствовать...

Мартынов: <...> и такое явление, как зэппинг, когда телезритель перестал смотреть программу от начала до конца. Это была настоящая болезнь в девяностые годы, когда люди сидели перед телевизором и щелкали пультом. Им даже было неважно, что происходит на экране. Время последовательного, углубленного чтения таких произведений, как «Война и мир», которое можно всю жизнь перечитывать, прошло. Наверное, люди, способные на это, еще есть, есть филологи, которые этим занимаются профессионально, но они уже относятся к числу маргиналов.

Мартынов: В связи с цифровой революцией много говорят о дефиците внимания: человек не в состоянии слушать композицию длиннее четырех-пяти минут. Никто уже не говорит об операх Вагнера или симфониях Брукнера. Сейчас интеллектуалы, как американские, так и российские, констатируют, что они не могут читать. Один американец сделал подборку таких высказываний и сам о себе пишет: «Я не могу читать “Войну и мир”, я даже свой пост, который состоит более чем из пяти параграфов, начинаю просто просматривать наискосок». Я говорю моему другу ближайшему, интеллектуалу Эдику Бирюкову, что «надо прочесть», а он мне: «Я сейчас больше двадцати страниц не читаю».

Roger: Читал кусками по пять абзацев. Несколько раз прерывался на зэппинг.

Концерт все переносился и в результате прошел совсем под занавес сезона - но хорошо еще что вообще прошел. Холоденко после победы на конкурсе Клайберна только по Америке и ездит - да и правильно. Я в течение нескольких лет ходил, стараясь не пропускать, почти на все его концерты - и редко когда публики набиралось прилично, а бывало что дело ограничивалось и десятком-другим слушателей: для музыки, допустим, только лучше - а для музыканта, да еще молодого, наверное, не очень. Теперь про Холоденко начали говорить (ну как же, в бездуховной Америке оценили, так и тут грязные бабки, хранящие традиционные ценности с 1913 года, подтянулись, а до этого будто никто и не слышал, что он за артист), но все равно если бы старух с просроченными абонементами не пускали, то скрипучей МЗК вряд ли наполнили бы. В МЗК играть монографическую программу Баха - тоже особая смелость, да, видимо, Холоденко напоследок уже терять нечего - я ему, во всяком случае, пожелал бы скорее отсюда отвалить (благо глубоких корней в Москве у него нет, как приехал, так и уехал) и работать по крайней мере на более благодарную аудиторию. Но Холоденко не на аудиторию работает, а на музыку. В I отделении - четыре дуэта четыре контрапункта из «Искусства фуги», Соната до мажор - все в безупречном исполнении, во II - более хрестоматийные «Гольдберг-вариации», к которым при желании можно было бы даже придраться - мне, например, контрасты показались излишне резкими, быстрые части порой - смазанными и невнятными, а на медленных Холоденко как будто перестраховался, переосторожничал и с темпами, и со звуком - но это все, конечно, ерунда для того уровня мастерства и, что важно, осмысленности, которую Холоденко показывает, в частности, в Бахе - настолько строго и сдержанно, но вместе с тем проникновенно его исполняя (особенно это касается первого отделения).