"Кирсан тратился по полной программе. Я тоже не особенно считал деньги, оплачивая поездку его высочества. И, разумеется, на все наши вопросы, будет ли в Абу-Даби Гран-При, шейх отвечал однозначно: будет!
А дальше начался месяц Рамадан, когда ничего не решается, люди вообще не работают. После Рамадана шейх улетел на полтора месяца в Пакистан охотиться с соколами на дрофу и к работе собирался приступать только в феврале. А уже в марте было запланировано открытие турнира Гран-при по шахматам. Понимая, что с таким расписанием к марту мы никак не укладываемся, я договорился о переносе срока турнира на второе апреля. Мы известили всех шахматистов, заказали гостиницу, внесли аванс и подготовили к выпуску брошюру турнира.
Прилетаю к шейху и говорю:
— Ну вот, мы назначили Гран-при на второе апреля, все в порядке.
И шейх сказал:
— Отлично, завтра приходи ко мне, я тебе дам ответ.
Я знал, что работа в Абу-Даби уже началась: еще в феврале шейх призвал министра спорта и дал поручение готовить турнир. Кроме того, он показал знаменитой английской фирме «Октагон», которая взялась раскручивать шахматы, абсолютно закрытый частный клуб, утопающий в золоте, и пятизвездочный отель, который он отдает под Гран-при. Поэтому я прилетел, чтобы получить деньги для призовых выплат и договориться о размещении рекламы.
Прихожу на следующий день, довольный, и вдруг шейх сообщает:
— Ты знаешь, мы подумали — в этом году Гран-при не стоит делать, надо его перенести на следующий год!
И вот ситуация: двадцать дней до серьезнейшего международного турнира, у всех гроссмейстеров уже взяты билеты — и вдруг такой облом! Денег на турнир нет, клуб не выделен, гостиницы нет, покровительства шейха тоже нет! А у Кирсана нет ни копейки денег, потому что он только что отдал пять миллионов «Уралану» и еще пять — на чемпионат мира по шахматам в Москве, который только что прошел в феврале. Что делать?
Дозвониться до Илюмжинова было очень сложно. Пишу ему письмо и посылаю по факсу: «Кирсан, что делать? У нас есть несколько выходов: ты можешь объявить, что шейх не дал денег, мы ликвидируем этот этап Гран-при и перенесем его в Москву или в Элисту в Калмыкию. Второе: мы переезжаем в Дубай, соседний эмират, и пытаемся что-то устроить там, потому что в Абу-Даби без покровительства шейха ничего делать нельзя. А в Дубае есть возможность быстро такое покровительство получить от местного шейха».
Кирсан не отвечает ни на одно из этих писем. Я в жутком состоянии еду в Дубай и иду к директору местного шахматного клуба. И он мне говорит: «Знаешь, Артем, я не могу пойти к дубайскому шейху, потому что абу-дабийский отказал. Я готов тебе помогать, но первое, что ты должен сделать, — это добиться, чтобы абу-дабийский шейх дал слово, что возражать не будет». Звоню Омару, который связал меня с шейхом. Тот говорит:
— Мне так стыдно за него, я все, что мог, ему сказал, но ты пойми — больше я ничего не могу. Я дам тебе немного своих денег. Конечно, я возьму с него слово не препятствовать организации турнира в Дубае. Чем тебе еще помочь?
Я говорю:
— Сходи к нему! Дальше я сам попробую выкрутиться.
Вскоре Омар перезванивает: шейх обещал не мешать и даже помочь, если нужно.
После этого директор клуба в Дубае идет к местному шейху, и тот говорит:
— Дам покровительство, но ни копейки денег не ждите!
И вот началась страшная работа: за двадцать дней подготовить турнир. А это еще сезон, гостиницу снять безумно сложно. Я все-таки нашел гостиницу рядом с клубом, оплатил ее из своего кармана. Договорился о том, чтобы в городе вывесили сорок пять рекламных щитов, нашел транспорт. Появилось агентство Рейтер, которое предложило стать генеральным информационным спонсором. Дубайский аэропорт дал в качестве спонсорской помощи на сто восемьдесят тысяч долларов рекламного пространства. Фирма «Нид» предоставила компьютеры в прокат. То есть дело стало двигаться, но нужен был призовой фонд. Исходя из обещаний шейха, он составляет полмиллиона долларов!
Пытаюсь найти Илюмжинова, тот молчит. Директор клуба требует его приезда хотя бы за пять дней, чтобы провести пресс-конференцию, которая даст толчок прессе.
Наконец Илюмжинов объявляется и прилетает на своем самолете. И я абсолютно уверен, что в сумках, которые несет за ним секретарь, деньги — ведь призовой фонд нужен уже на второй день после начала игры, когда вылетают первые шестнадцать участников и им надо платить. Радуюсь:
— Как хорошо, Кирсан, что ты привез наличность.
Он говорит:
— Какая наличность? У меня с собой ничего нет!
Ситуация просто безумная. А тут еще «Октагон» — второе по величине в мире спортивное маркетинговое агентство из Англии, которое мы наняли, привез огромное количество аппаратуры, целую студию: впервые шахматы должны были попасть на телевидение. И им надо заплатить за работу сто пятьдесят тысяч долларов…
И вот на открытии Кирсан объявляет:
— Призового фонда нет, потому что его не обеспечили компания Тарасова и «Октагон», они во всем виноваты. Поэтому, чтобы выйти из ситуации, я могу покрыть только сто двадцать тысяч.
Надо понять ситуацию. Ведущие шахматисты, которые считают себя гениями, до таких мелочей, как и откуда берется их призовой фонд, не опускаются! Платите и все, раз обещали! Тут четыре ведущих шахматиста — Леко, Халифман, Морозевич и Бареев, все из первой десятки имен — заявляют, что завтра улетают с турнира!
Ну, один из них — Леко — венгр, а наши-то неужели не могли понять, что мы из кожи вылезли, организовали им турнир, смогли найти столько, сколько смогли, и подставили нас неожиданно! Нет! Никакого сочувствия и понимания! С нормальными легче, чем с гениальными. Хорошо, что на свет не все рождаются гениальными шахматистами!
Назавтра первый игровой день, и бывший чемпион мира Халифман на игру не выходит. Ночью он напивается, приходит утром абсолютно пьяный и говорит, что отправляется за билетами. И тут Кирсан, поддаваясь шантажу, говорит: «Хорошо, я удваиваю фонд — двести сорок тысяч! Но, поскольку виноваты Тарасов с „Октагоном“, я увольняю Тарасова и разрываю контракт с „Октагоном“!»
Конечно, это было несправедливо. Менеджеры «Октагона» были потрясены: их репутация как ведущей маркетинговой фирмы поставлена под страшный, совершенно незаслуженный удар! Они сделали огромную работу, договорились со 120 телевизионными станциями, что покажут Гран-при, и никогда не обещали найти для турнира призовой фонд!
Президент «Октагона» звонит Кирсану и просит о немедленной встрече. Тот говорит: «Я сейчас улетаю и прилечу только к закрытию. Появляйтесь девятого числа, когда я буду вручать приз, мы с вами пообщаемся». Это была уже третья встреча, назначенная Кирсаном: на двух предыдущих он просто не появлялся.
Президент «Октагона» прилетает — Кирсана опять нет. Он звонит в Дубай: «Мне в глаз попала соринка, мне делают операцию, я не могу приехать». Возможно, действительно все так…
А мне надо платить!
Я бросаюсь к Омару и занимаю у него сто сорок тысяч долларов для первых выплат призовых. Только Анатолий Карпов повел себя как настоящий человек и джентльмен. Мы стали после этого с ним друзьями, и вся гадость, которую я слышал в его адрес от официальных чиновников ФИДЕ, оказалась пустым вымыслом!
И все-таки турнир состоялся, двести сорок тысяч Илюмжинов в итоге из Москвы перечислил к самому концу чемпионата, и я, вздохнув, вернул Омару долг.
* * *
из книги Артема Тарасова "Миллионер"