зависимость Маяковского от Лили приняла настолько гротескные формы, что даже попытку избавиться от неё он мог предпринять только в отсутствие Лили
какая-то фантасмагория

другой бы на его месте использовал алкоголь, но Маяковский, в отличие от Есенина, искал способа окунуться из одной пизды в другую из огня в полымя
да только вот не было такого пламени, которое по своему накалу могло бы превзойти его патологическую страсть к Лили

с.542:
"Я считаю, что я и наши взаимоотношения являлись для него как бы соломинкою, за которую он хотел ухватиться", - подводила итог Нора несколько самоуничижительной формулировкой

с.544-545:
На протяжении всей своей карьеры Маяковский общался с читателями не только на страницах книг, но и с эстрады. Он просто не мог жить без живого общения с публикой. Однако не слишком поддатливые [так у Янгфельдта, видимо, это означает "поддатые, но неподатливые"] и зачастую неотесанные советские слушатели существенно отличались от буржуазной публики 1910-х годов, которая позволяла наглому футуристу злословить в свой адрес и чьи нападки он с легкостью парировал. Изменились и поэт и публика, о чем Маяковский говорил на выступлении в Доме комсомола Красной Пресни 25 марта: "Дело в том, что старый чтец, старый слушатель, который был в салонах (преимущественно барышни слушали да молодые люди), этот чтец навсегда умер, и только рабочая аудитория, только пролетарско-крестьянские массы, те, кто строит социализм и хочет распространять его на весь мир, только они должны стать действительными чтецами и поэтом этих людей должен быть я".
Однако "пролетарско-крестьянские массы" было трудно убедить в том, что первым советским поэтом должен быть именно Маяковский, а нападать на него в печати или на выступлениях к концу двадцатых годов стало своего рода спортом.

тут мне Старый Семён порекомендовал повесть Нагибина "Моя золотая теща"
сюжет там такой, что русский писатель Юрий Маркович Нагибин ебал свою тещу, жену создателя и первого директора ЗИЛа Ивана Алексеевича Лихачева
но нас это не интересует
нас интересует эпизод, рассказанный Нагибину тёщей за столом, в присутствии мужа (они выведены в повести как супруги Звягинцевы, Татьяна Алексеевна и Василий Кириллович)

вот до революции у Маяковского была публика, как те евреи
для этой публики - для "барышень" - он мог казаться невъебенным поэтом - исключительно за счёт своей скандальной репутации, за счёт эпатажа, а не своих говённых стишков
а красный директор Лихачёв-Звягинцев сам мог эпатировать кого угодно

9 апреля 1930 Маяковский выступал перед студентами Московского института народного хозяйства им. Плеханова

с.546:
Маяковский обычно ждал такие встречи с нетерпением, но на этот раз у него был грипп и высокая температура, и когда он приехал в институт, его глаза сияли нездоровым блеском. От привычного боевого настроения не осталось и следа: не успев войти, он сразу спешит к двери в другом конце аудитории, чтобы укрыться от публики. Он пытается отворить дверь, но она не поддается. Стучит тростью. Напрасно. Он опускается на скамью. "Казалось, он хочет спать или его гнетет высокая температура, грипп, - вспоминал Славинский, молодой поклонник Маяковского, сохранивший память об этом выступлении для потомков. - Он сидел, опустив голову, с закрытыми глазами, не снимая шляпы".
Публика собиралась медленно, привычной для выступления Маяковского давки и переполоха не было и в помине. Возможно, студентов отвлекли другие заботы: часть уехала в деревню помогать колхозникам, часть сдавала экзамены. Это была первая весна первой пятилетки, так называемая "первая большевистская весна".

пиздит Янгфельдт
первая пятилетка официально началась 1 октября 1928
так что первая весна первой пятилетки была в 1929
другой вопрос, что тогда об этом никто не знал: первый пятилетний план утверждался задним числом - в апреле 1929 на 16 партконференции и в мае 1929 на 5 съезде советов

с.549:

Хотя в конце концов Маяковскому удалось покорить публику, он несколько раз за вечер демонстрировал явную слабость и оказывался в оборонительной позиции, что было для него крайне нетипично. Слабость была вызвана не только гриппом, но и другими причинами. За несколько дней до выступления Маяковский узнал, что журнал "ПЕчать и революция" решил напечатать приветствие: его портрет, к которому прилагался следующий текст: "В.В. Маяковского - великого революционного поэта, замечательного революционера поэтического искусства, неутомимого соратника рабочего класса - горячо приветствует "Печать и революция" по случаю 20-летия его творческой и общественной работы". Поскольку практически вся пресса бойкотировала выставку, для Маяковского эта инициатива была приятным сюрпризом - особенно с учетом того, что он никогда не сотрудничал в журнале и, соответственно, ни о каком кумовстве речь идти не могла. Приветствие должно было быть напечатано на отдельном листе, предваряющем передовицу, и это добавляло ему лишний вес. Когда сотрудник журнала позвонил Маяковскому и сказал, что хотел бы послать ему несколько экземпляров, тот ответил, что заберет их сам, так как хочет лично поблагодарить редакцию.

Сделать это ему не пришлось, потому что, когда журнал вышел, страница с приветствием оказалась вырезанной. Текст изъяли по прямому приказу Артемия Халатова, главы Госиздата (печатавшего журнал), который в письменном виде яростно обвинил редакцию в том, что она дерзнула назвать "попутчика" Маяковского великим революционным поэтом, и требовал сообщить имя того, кто сочинил это "возмутительное приветствие"; редакции также было приказано проследить за тем, чтобы соответствующая страница была изъята изо всех пяти тысяч уже сброшюрованных экземпляров, - так и было сделано.

Для Маяковского, который немедленно узнал о случившемся, реакция Халатова стала еще одним горьким подтверждением того, что убийственная критика "Бани" и бойкот выставки были не случайностью, а сознательным проявлением отношения к нему властей. Каким бы могущественным ни был глава Госиздата, он никогда не решился бы пойти на такую резкую меру без одобрения высших инстанций, с которыми он, занимая столь ответственный пост, поддерживал постоянные контакты: так, например, именно в это время он переписывался со Сталиным по поводу необходимости очистить только что вновь изданные воспоминания Горького от ссылок на Троцкого.

хватаясь за одну сиську жопу пизду соломинку, Маяковский не прочь был в то же время ухватиться и за другую

10 апреля к нему пришла Наташа Брюханенко, которая помогала ему переписывать набело "героическую меломиму для цирка" "Москва горит"
она хотела, чтобы он исправил и одобрил текст

с.553-554:
"Делайте сами", - ответил он. Протестуя, она начала вычеркивать и менять слова. На вопрос, что он думает о ее правке, он каждый раз отвечал "можно" или "все равно". "Я не помню буквальных выражений, но его настроение, мрачность и безразличие я помню" - вспоминала Наташа. Когда она собралась уходить, Маяковский спросил: "Вы можете не уходить, а остаться здесь?" Она отказалась. "Я хотел предложить вам даже остаться у нас ночевать" - произнес Маяковский. Но у Наташи было много дел, и остаться она не могла. Больше она его никогда не видела.

11 апреля Маяковский получил открытку от Лили и Осипа из Лондона, в которой (с.554) ссылаясь на текст его обычных телеграмм ("целуем любим скучаем ждем") они просят его придумать новый: "Этот нам надоел". Если мнение Лили еще имело значение для Маяковского, то подобная брюзгливость вряд ли подняла ему настроение, а после разрыва с Кирсановым и Асеевым он крайне нуждался в положительных импульсах. Если отношения с первым более или менее наладились еще в марте, то с Асеевым все обстояло сложнее - хотя бы потому, что они знали друг друга дольше и были более близки.

посредником в примирении выступил Лев Гринкруг, который свёл их за игрой в покер
вот что он вспоминал:

с.555:
"Помню, перед игрой он [Маяковский] распечатал пачку в 300 рублей, и нельзя сказать даже, что он их проиграл. Он просто безучастно отдавал их. А это для него было совершенно необычно, так как темперамента в игре у него было всегда даже слишком много".
Асеев ... был поражен равнодушием Маяковского во время игры. Обычно он громко разговаривал, шутил и угрожал призывами в духе "Лучше сдайся мне живьем". Но в этот раз он был "необычайно тих и безынициативен. Он играл вяло, посапывал недовольно и проигрывал без желания изменить невезенье".
В тот же вечер Женя отправила Осипу в Лондон письмо. "Коля помирился с Володей на почве карточной игры, - писала она, подводя итог. - То, что не смогла сделать долголетняя дружба и совместная работа, сделал покер. Гадость ужасная".

12 апреля

с.557:
Когда следующим утром в половине одиннадцатого Павел Лавут пришел к Маяковскому в Гендриков, чтобы поговорить о несостоявшемся выступлении, тот еще лежал в постели. На стуле рядом с кроватью лежала бумага, на которой Маяковский что-то записывал. Когда Лавут приблизился, Маяковский перевернул бумагу и остановил его. "Не подходите близко, а то можете заразиться, - мрачно произнес он и объяснил: - Выступать не буду. Плохо себя чувствую. Позвоните завтра". Лавут, работавший с Маяковским много лет, был поражен недружественным приемом и подумал, что это вызвано либо проблемами с пьесой "Москва горит", либо тем, что Маяковского все еще беспокоила история с приветствием, изъятым из журнала "Печать и революция".
В то же утро Маяковский позвонил Асееву и настойчиво попросил его устроить партию в покер у того дома в той же компании, что и накануне вечером; согласно Асееву, просьба звучала почти как приказ. Но Асеев не смог найти Яншина, который был занят на репетиции, и план не осуществился. "Обычно невыполнение его просьбы вызывало возмущение и гром в телефонной трубке", однако на этот раз, как вспоминал Асеев, Маяковский реагировал вяло.
Несмотря на душевное состояние, в первой половине дня Маяковский принимает участие в дискуссии об авторском праве в Федерации советских писателей, где на его угрюмость обращают внимание Шкловский и Лев Никулин. Последний попытался разрядить атмосферу вопросом о том, доволен ли Маяковский своим "рено". "Мне показалось что он рассеется, он всегда любил поговорить о технике", - вспоминал Никулин. Но Маяковский посмотрел на него "удивленным взглядом", промолчал и ушел. "Я видел в окно, как он уходил в ворота тяжелыми, большими шагами".

с.559:
После объяснения они оба "смягчились", по словам Норы: "Владимир Владимирович сделался совсем ласковым. Я просила его не тревожиться из-за меня, сказала, что буду его женой. Но нужно обдумать, сказала я, как лучше, тактичнее, поступить с Яншиным". Поскольку Маяковский находился в "невменяемом болезненном состоянии", Нора взяла с него обещание пойти к доктору и поехать отдохнуть хотя бы на пару дней. "Я помню, что отметила эти два дня у него в записной книжке. Эти дни были 13 и 14 апреля". По пути домой Норе показалось, что она заметила на тротуаре Льва Гринкруга, но Маяковский сомневался. "Хорошо, если это Лева, то ты будешь отдыхать 13-го и 14-го. И мы не будем видеться", - сказала Нора.

как видим, у Норы только одно желание - получить передышку
он и её уже порядком заебал - в хорошем смысле этого слова

тут мы со Старым Семёном устроили, так сказать, читательскую конференцию в аське:

Семён, 05.04.2010 14:00:10:
кстати говоря, в той же "траве забвенья" описан один из последних дней жизни маяковского

attila, 14:00:30:
какой именно?

Семён, 14:00:37:
вечеринка у катаева, кажется

Семён, 14:00:45:
с участием норы

attila, 14:00:48:
значит, тринадцатое

attila, 14:00:56:
застрелился он 14-го

Семён, 14:01:03:
почитай, интересно

attila, 14:01:37:
янгфельдт подробно излагает

Семён, 14:01:55:
ну то ученый, а то писатель

attila, 14:02:10:
так он же цитирует

Семён, 14:02:34:
ну не полностью, наверное

Семён, 14:04:19:
полонскую он называет что-то вроде "девочка ай-дабль-дабль-ю"

attila, 14:04:36:
почему?

Семён, 14:05:35:
ну точно не скажу, но смысл, мне кажется,  в том, что просто очень модная девица, привлекательная, но и всё

attila, 14:05:50:
засурский

attila, 14:05:54:
ты бы ей вдул?

Семён, 14:06:01:
норе-то?

attila, 14:06:32:
ну да

Семён, 14:06:42:
я ее видел по телевизору, ей было лет 80.
как-то не возбудила

attila, 14:06:49:
ну а тогдашней?

Семён, 14:07:05:
даже фоток не видел

Семён, 14:07:26:
но раз яншину нравилась, значит ничего

attila, 14:07:36:
http://images.yandex.ru/yandsearch?text=вероника полонская

attila, 14:07:42:
яншин старый кабан

Семён, 14:07:58:
тогда-то молодой был

Семён, 14:09:13:
посмотрел, не вдохновляет

attila, 14:09:29:
меня тоже

attila, 14:09:32:
не вдохновляет

attila, 14:09:58:
а лили, по-твоему, не просто модная девица?

Семён, 14:10:15:
ну все ж какой-то интеллект

attila, 14:10:23:
один хуй на уме

Семён, 14:10:26:
плюс блядство

Семён, 14:11:08:
почему-то ты не хочешь понять

attila, 14:11:33:
чего я не хочу понять?

Семён, 14:11:51:
что женщина зачастую так же сильно физически хочет сношаться, как и мужчина

Семён, 14:11:59:
обычное дело

attila, 14:11:59:
ну и что?

Семён, 14:12:21:
и презирать за это не стоит

attila, 14:12:29:
а кто кого презирает?

attila, 14:14:13:
ты тоже не хочешь понять

Семён, 14:14:56:
?

attila, 14:15:09:
моё отношение к лили

Семён, 14:15:20:
нет, я как раз понимаю

attila, 14:15:24:
?

Семён, 14:15:38:
тебя волнует именно такой тип женщин

attila, 14:15:43:
а вот я-то как раз понимаю

attila, 14:16:33:
социально-психологические барьеры рушатся

Семён, 14:16:42:
?

attila, 14:16:48:
чем большую экономическую самодостаточность обретает женщина

attila, 14:17:07:
тем меньше ограничений накладывает на неё общепринятая мораль

attila, 14:17:13:
сексуальная революция и всё такое

Семён, 14:17:22:
ну это да

attila, 14:17:27:
после викторианской эпохи еще не прошло и полутора столетий

attila, 14:17:41:
но помимо социальных факторов остаются биологические

attila, 14:17:47:
гораздо более долгоиграющие

Семён, 14:17:47:
именно

attila, 14:17:56:
и на этом замешана вся интрига

attila, 14:18:00:
нашего существования

Семён, 14:18:05:
ну да

attila, 14:18:09:
мотивация

Семён, 14:18:26:
кстати, чехов однажды написал глупость в письме

attila, 14:18:37:
всё замешано на том, что мужик хочет выебать как можно больше баб

attila, 14:18:53:
но в то же время не допустить, чтобы выебанные им бабы еблись с кем-то еще

attila, 14:19:06:
это создаёт напряжение

attila, 14:19:13:
подобное электрическому

attila, 14:19:21:
движущая сила истории

Семён, 14:19:33:
ну да
воспитанный человек - писал чехов - должен стремиться укротить и облагородить свой половой инстинкт

attila, 14:19:38:
бред

Семён, 14:19:52:
ну еще облагородить - куда ни шло

attila, 14:19:57:
бабам как раз не нужен облагороженный и укрощенный инстинкт

Семён, 14:20:11:
это да

attila, 14:20:15:
им нужно животное

Семён, 14:20:24:
но тут у чехова был пунктик

Семён, 14:20:57:
он, как всякий старый холостяк и блядун, мечтал об идеальной семейной жизни

по совету Старого Семёна начал читать Катаева
Катаев цитирует, например, такую фразу Маяковского:

13 апреля

с.559-561:

Несмотря на то, что Нора просила Маяковского не звонить ей, он позвонил уже на следующий день и спросл, не хочет ли она поехать с ним на бега. Нора ответила, что уже договорилась поехать туда с Яншиным и другими актерами МХАТа, и напомнила, что он обещал не видеться с ней два дня. На вопрос, что она делает вечером, Нора ответила, что приглашена домой к Катаеву, но не пойдет.

После обеда Маяковский зашел в цирк, где готовилось представление "Москва горит". Художником-постановщиком была его подруга Валентина Ходасевич, с которой он общался в Париже осенью 1924 года. Приближалась премьера, но работа продвигалась плохо, Маяковский был недоволен и нервничал. Четыре часа дня 13 апреля, репетиция закончена. Внезапно Ходасевич услышала ужасный растущий грохот. Это Маяковский , приближаясь, бил по спинкам кресел своей тростью. На нем черное пальто и черная шляпа. "Лицо очень бледное и злое", - вспоминала она. Он поздоровался, но без "тени улыбки".

Маяковский пришел узнать, когда будет генеральная репетиция. Но в дирекции никого не было, и ответить никто не смог. Тогда он предложил Валентине прокатиться с ним в его машине. Она ответила, что не может, потому что должна работать с декорациями, а Маяковский, выйдя из себя, закричал: "Нет?! Не можете?! Отказываетесь?" У него, вспоминала она впоследствии, было "совершенно белое, перекошенное лицо, глаза какие-то воспаленные, горячие, белки коричневатые, как у великомучеников на иконах". Он продолжал ритмически бить тростью по стулу, стоявшему рядом, и повторил вопрос: "Нет?" Она ответила: "Нет", после чего раздался звук, похожий на "визг или всхлип": "Нет? Все мне говорят"нет"! Только нет! Везде нет!.."

Он говорил эти слова уже на пути к выходу. Трость била по стульям. "Что-то почти сумасшедшее было во всем этом", - вспоминала Ходасевич, которая побежала вслед за ним, настигнув Маяковского уже у автомобиля. Она пообещала поехать с ним, но попросила подождать несколько минут, пока она договорится, чтобы монтирование закончили без нее. Вернувшись, она видит словно другого человека - "прекрасный, тихий, бледный, но не злой, скорее мученик". Валентина не удивилась - она и раньше была свидетельницей перепадов его настроения. Какое-то время они ехали в полном молчании. Потом Маяковский повернулся, посмотрел на нее дружелюбно и с виноватой улыбкой сказал, что будет ночевать в Лубянском проезде, и поэтому просит ее позвонить и разбудить его завтра, чтобы он не пропустил репетицию. Вдруг он попросил шофера остановиться и выпрыгнул из машины практически на ходу. На тротуаре он так грозно размахивал тростью в воздухе, что прохожие отскакивали в стороны. Бросив: "Шофер довезет вас куда хотите! А я пройдусь", он удалился большими, тяжелыми шагами, и Валентина прокричала ему вслед: "Какое хамство!" "Все было противно, совершенно непонятно и поэтому - страшно", - вспоминала она. На обратном пути в цирк они проезжали мимо Маяковского, который с высоко поднятой головой продолжал быстро размахивать в воздухе тростью, как хлыстом".

из воспоминаний Катаева о Маяковском:

вот потому-то он и сгинул
лучшее средство от баб - водка